«Переплетение криминала с радикальной идеологией является социальным феноменом, требующим длительного изучения и всестороннего анализа. При анализе данной проблематики следует учитывать также другой аспект, связанный с молодежной криминальной субкультурой, выступающей почвой для сращивания криминала и джихадистской идеологии», – социолог Серик Бейсембаев, специально для cabar.asia, выявляет факторы радикализации молодежи в условиях Казахстана.
Молодежь как группа риска
В Казахстане давно говорится о тесном переплетении криминалитета и радикальных экстремистских группировок. Считается, что, главным образом, это происходит из-за тюремной радикализации, когда в условиях пенитенциарных учреждений экстремисты вовлекают в свои ряды уголовников, тем самым порождая феномен криминализированного экстремизма. Однако, согласно исследованию, при анализе данной проблематики следует учитывать также другой аспект, связанный с молодежной криминальной субкультурой, выступающей почвой для сращивания криминала и джихадистской идеологии.
Последние несколько лет в стране ведется масштабная работа по профилактике религиозного экстремизма среди молодежи в возрасте от 16 до 29 лет, являющейся одной из основных «групп риска» с точки зрения радикализации и совершения актов насильственного экстремизма. В рамках Государственной программы по противодействию религиозному экстремизму и терроризму на 2013-2017 гг. делается особый упор на информационно-разъяснительной работе среди этой категории граждан. Всего к 2017 г. планируется обеспечить 100% охват учащихся средних, средне специальных и высших учебных заведений обучением критическому восприятию получаемой информации по религиозной тематике[1].
Уязвимость молодых людей перед радикальной религиозной риторикой, прежде всего, связана с психоэмоциональными особенностями возрастного периода, когда жизненные ценности еще не сформировались, и человек открыт ко всему новому, захватывающему. Как показывают зарубежные исследования, желание самоутвердиться и стать частью «чего-то большего» выступают основными мотивами вовлечения молодых людей в деятельность экстремистских групп и их выезда в Афганистан и Сирию для участия в вооруженных конфликтах[2]. В Казахстане, по данным Генеральной прокуратуры, средний возраст людей, осужденных за экстремизм и терроризм, составляет 28 лет[3]. Встречаются случаи радикализации молодых юношей и девушек в возрасте 16-17 лет.
Исследования, проведенные среди казахстанских осужденных за экстремизм и терроризм показали, что радикализация на базе салафитско-джихадистской идеологии происходила, чаще всего среди маргинализированной молодежи[4]. Эти лица перед тем как прийти в радикальную идеологию находились в состоянии жизненного кризиса, обусловленного социальной и экономической необустроенностью, либо неадаптированностью к новым условиям. Так, согласно статистическим данным, более 80% осужденных за религиозный экстремизм и терроризм в Казахстане – это люди, не имевшие официального трудоустройства и занятые в теневом секторе экономики (базары, частная перевозка и т.п.). Значительная часть из них были детьми внутренних мигрантов, переехавших из сел в более крупные населенные пункты, и испытавшие в этой связи определенные проблемы с адаптацией.
Анализ социально-психологического портрета и жизненного опыта осужденных свидетельствует о том, что еще одним важным драйвером радикализации молодежи, выступает их криминальное прошлое. Было установлено, что выросшая в криминальных районах и впитавшая в себя «воровские» понятия молодежь более восприимчива к догматам радикальной идеологии (речь идет о салафи-джихадизме и такфиризме). Этой категорией лиц легче усваиваются идея салафи-джихадизма о необходимости вооруженного противостояния с неверными/кафирами и оказания финансовой поддержки братьям-мусульманам, находящихся в зонах конфликта. Так, cогласно специальному исследованию, в 7 из 11 изученных эпизодов экстремистской и террористической деятельности, имевших место в Казахстане в 2011-2012 гг., так или иначе присутствовал криминальный фактор[5]. В одних случаях, лидеры радикальных ячеек имели рэкетирское прошлое, в других, экстремисты занимались банальной преступной деятельностью, вымогая деньги у предпринимателей, либо совершая разбои и грабежи[6].
Криминальная субкультура и идеология джихадизма
Криминальный фактор проявил себя также в случае последних терактов в городах Актобе и Алматы. Согласно официальной информации, некоторые из нападавших в г. Актобе ранее отбывали тюремный срок за различные преступления. То же самое стало известно в отношении террориста-одиночки, устроившего бойню в Алматы. Более того, была озвучена версия о том, что нападение на представителей правоохранительной системы в южной столице было совершено из чувства мести за понесенные во время отбывания срока тяготы и лишения. В указанных случаях пока многое остается не ясным, однако, уже сейчас можно утверждать, что уголовный опыт сыграл не последнюю роль в радикализации этих лиц до совершения насильственного акта.
Переплетение криминала с радикальной идеологией является социальным феноменом, требующим длительного изучения и всестороннего анализа. Однако, основываясь на имеющихся данных, можно заключить о следующих факторах, определяющих сближение этих двух деструктивных субкультур в условиях Казахстана:
Во-первых, салафи-джихадизм и такфиризм являются агрессивными идеологиями, возводящими насильственные действия против неверных в некий культ. В пропагандистских интернет-роликах, распространяемых экстремистскими организациями, шахиды (смертники) всегда изображаются в качестве отважных воинов, отчаянно сражающихся против «врагов Ислама». Этот брутальный образ хорошо «продается», прежде всего, той части молодежи, которая воспитана в духе уличного бандитизма, романтизирующего «крутых» ребят и криминальных авторитетов. Отсюда причина привлекательности салафизма-джихадизма не только среди криминалитета, но и спортсменов силовых видов спорта. Показательной является история Долкуна Мамедова – чемпиона Казахстана по кикбоксингу и участника Азиатских игр в Астане, который оказался одним из членов экстремистской группировки, ликвидированной в г. Алматы в 2011 г.
Во-вторых, в такфиризме отъем денег у неверных считается одним из амалов, т.е. допустимым способом заработка, особенно, если добытые средства расходуются на цели джихада и помощь братьям-мусульманам. Как показали примеры с несколькими экстремистскими группами в Казахстане, такое убеждение было широко распространенным в этой среде. Совершая грабежи и разбои, члены радикальных группировок, были уверены в легитимности своих действий с точки зрения норм Ислама. Возможность такой интерпретации обычного уголовного поступка стала причиной привлекательности такфиризма среди криминализированной молодежи. Например, в Актобе в 2012 г. была нейтрализована радикальная группировка, занимавшаяся разбоем и убившая полицейского. Самый младший член группы Габит Курманкул (17 лет) остался жив после перестрелки с правоохранительными органами. В своем интервью в ходе исследования он сказал, что пошел на разбой ради денег.
В-третьих, как салафитские жамагаты, так и криминализированная молодежь находятся в отчужденном положении по отношению к остальному обществу. В географическом смысле эта отчужденность проявляется в локализации их представителей в пригородах, дачах, новостройках, базарах, т.е. в тех местах, где традиционно скапливается маргинальное население. Социокультурное отчуждение связано с тем, что и криминал, и салафиты воспринимаются большинством в качестве изгоев общества, несущих в себе угрозу для рядовых граждан. Отторжение обществом и сосредоточение на определенных территориях создают почву для сближения и сращивания радикалов с криминализированной молодежью. Показательно, что основным местом вовлечения в салафитскую общину являются базары, а сами представители жамагата, чаще всего, проживают в пригородах и дачных поселках.
Как с этим бороться?
Компетентными органами страны давно фиксируются случаи перехода членов организованной преступности в ряды салафитских общин. Генпрокуратура еще в 2012 г. докладывала о том, что расширение салафитских жамагатов за счет членов криминалитета принимает в стране новые масштабы. В частности, сообщалось о том, что радикализировавшиеся криминальные элементы продолжают совершать общеуголовные преступления, но уже прикрываясь религиозными мотивами. Наиболее известным примером является случай, когда местная ячейка террористической группировки «Джунд аль-Халифат» занималась банальными грабежами и разбоями, чтобы финансировать свою экстремистскую деятельность[7]. Также говорилось о том, что в некоторых регионах страны салафитские общины пытаются взять под контроль теневые сферы бизнеса.
Противодействие сращиванию криминала и радикализма ведется по различным направлениям, но основной акцент госорганами делается на недопущении тюремной радикализации. Для этого в местах лишения свободы ведется активная профилактическая работа среди лиц, осужденных за экстремистскую и террористическую деятельность. Также озвучиваются планы по строительству тюрем камерного типа (вместо барачных), где заключенные будут находиться в изоляции друг от друга, тем самым снижая риск распространения в условиях пенитенциарных учреждений радикальной идеологии.
Однако, как уже было показано, тюремная среда не является единственным источником сращивания салафитского сообщества с криминальным миром. Проблема глубже, так как слияние происходит не только за счет заключенных, но и криминализированной молодежи, находящейся на воле. Исследование показало, что почти никто из членов тех радикальных группировок, которые занимались грабежами и разбоями, не имели опыта тюремной жизни. Зато большинство из них были из плохих районов, вели хулиганский образ жизни и склонны к девиантному поведению. Более того, получен важный вывод о том, что к насильственным действиям на базе джихадистской идеологии чаще шли именно те, кто был более криминализирован как с точки зрения повседневного опыта, так и взглядов на жизнь. Именно вчерашние хулиганы с агрессивным отношением к окружающему миру с морально-психологической точки зрения оказались более подготовленными к вооруженному противостоянию с силовыми структурами.
Опыт зарубежных стран, столкнувшихся с религиозным экстремизмом, указывает на то, что сращивание криминала и салафи-джихадизма является глобальным трендом. Например, в специальном отчете USAID по проблеме радикализации (2009) приводятся сведения о том, что в числе нового поколения джихадистов в мире все чаще и чаще оказываются лица, которые ранее имели причастность к мелкой преступности и таким незаконным видами деятельности, как контрабанда, торговля наркотиками, воровство, вымогательство, рэкет и т.д.[8]
Особенно увеличение криминальных элементов среди джихадистов наблюдается в связи с деятельностью международной террористической сетью ИГИЛ, в рядах которой также очень часто оказываются бывшие уголовники. Наиболее яркий пример – теракт в Париже, организаторы и участники которого имели криминальное прошлое и были в той или иной степени причастны к преступному миру. Зарубежные эксперты называют этих людей «полугангстерами-полуджихадистами».[9] Их главное преимущество над обычными джихадистами в том, что при организации терактов и других насильственных действий эти люди широко применяют свой опыт и навыки, приобретенные в качестве уголовников. Это значительно усложняет работу по отслеживанию и устранению этих лиц со стороны правоохранительных органов.
Представленная информация позволяет с нового угла взглянуть на проблему сращивания некоторой части криминального сообщества с салафи-джихадистскими общинами в Казахстане. Очевидно, что необходимо отказаться от узкой интерпретации проблемы, учитывая более широкий контекст. В профилактике экстремизма важное значение приобретает работа с маргинализированной молодежью, проживающей в депрессивных районах и склонной к криминальным отношениям. Предлагается, что именно на них делался особый акцент в проведении информационно-просветительской работы на местах. На сегодняшний день, к сожалению, усилия пропагандистских групп в большей степени направлены на работу с вузовской и школьной молодежью, и практически отсутствует охват «группы основного риска». Например, не предусмотрены механизмы по проведению информационной и просветительной работы среди молодых, занятых на базарах, занимающихся частным извозом и другим видом теневой деятельности.
Также необходимо провести исследование по подверженности молодежной среды криминализации и теневым отношениям. По итогом исследования, необходимо разработать программу по декриминализации молодежной среды. Отдельно требуется разработать специальные программы по социальной адаптации и обучению неформально занятой и труднодоступной молодежи, находящейся в «зоне риска» с точки зрения радикализации и вовлечения в криминальные отношения. При этом важно учитывать практику зарубежных стран, как Франция, Бельгия, Дания и США, где уже имеется богатый накопленный опыт реализации такого рода программ.
Использованная литература:
[1] О Государственной программе по противодействию религиозному экстремизму и терроризму в Республике Казахстан на 2013 – 2017 годы (http://adilet.zan.kz/rus/docs/U1300000648)
[2] Yvon Dandurand, “Social inclusion programmes for Youth and the prevention of Violent Extremism”, Countering radicalization and violent extremism among youth to prevent terrorism, edited by M.Lombardo, 2015, Milan
[3] Составлен социальный портрет террориста в Казахстане, https://tengrinews.kz/crime/sostavlen-sotsialnyiy-portret-terrorista-v-kazahstane-253308/
[4] Бейсембаев Серик, «Религиозный экстремизм в Казахстане: между криминалом и джихадом», http://www.ofstrategy.kz/index.php/ru/research/socialresearch/item/485-religioznyj-ekstremizm-v-kazakhstane-mezhdu-kriminalom-i-dzhikhadom
[5] Исследование проводилось ОФ «ЦСПИ «Стратегия» и Центром программ безопасности в 2013 году. В рамках него были осуществлены выезды в тюрьмы в гг.Актобе, Аркалык, Атбасар и Актау и проведены 13 интервью с заключенными, отбывающими наказание за экстремизм и терроризм.
[6] Там же
[7] Карин Ерлан, «Солдаты Халифата: мифы и реальность», – Алматы, 2014
[8] USAID Guide to the drivers of violent extremism, prepared by Guilain Denoeux with Lynn Carter, Management Systems International, 2009
[9] “The Islamic State creates a new type of jihadist: Part terrorist, part gangster”, https://www.washingtonpost.com/world/europe/the-islamic-state-creates-a-new-type-of-jihadist-part-terrorist-part-gangster/2015/12/20/1a3d65da-9bae-11e5-aca6-1ae3be6f06d2_story.html
Автор: Серик Бейсембаев, социолог (Казахстан, Астана).
Мнение автора может не совпадать с позицией редакции cabar.asia